Фигурант «Дела Зайцева»: «Я стал жертвой политического террора»
Это письмо Кирилла Антиховича, который получил 17 лет. Судя по всему, человеком, которого Кирилл обозначает буквой К, является Евгений Костель, которому «повезло больше всего».
В 2015-2016 годах, параллельно «Делу Вилюги» шел другой процесс, где 11 фигурантам предъявляли обвинения в незаконном обороте наркотиков (ч. 3, 4 ст. 328 УК), участии в преступной организации (ч. 2 ст. 285 УК), контрабанде наркотиков (ч. 3 ст. 228 УК), причинении смерти по неосторожности (ч. 1 ст. 144 УК). Четверо из них, в том числе девушка, обвиняются и в организации преступной группы (ч. 1 ст. 285 УК).
В итоге Александр Черепко, Юлия Остапенко, Андрей Синькевич, Сергей Гриневич, Максим Бакунович и Валентин Беленький были приговорены к 19 годам лишения свободы. Последнему было всего 20 лет на момент оглашения приговора.
Ярослав Евдачков, Сергей Борисенко, Кирилл Антихович были приговорены к 17 годам лишения свободы. Евгений Мошель получил 12 лет, Евгений Костель — 8 лет.
Письмо Кирилла Антиховича
Став в прямом смысле этого слова жертвой политического террора, исчерпав все возможные средства защиты, считаю необходимым представить вниманию общественности фактические обстоятельства того, как для создания нужной статистики и «показухи» наши доблестные правоохранительные органы сделали из меня участника международной преступной организации. Возможно, эта информация откроет людям глаза на реальную картину происходящего нынче вокруг статьи 328 Уголовного кодекса.
Итак, за что же я получил тюремный срок, который дают не каждому убийце? Давайте посмеёмся вместе.
Как и большая часть современной молодёжи я мог себе позволить иногда побаловаться так называемыми «легальными наркотиками», которых нынче в интернете пруд пруди. Зарегистрировался на общедоступном сайте, выбрал магазин по душе, и дело в шляпе: захотелось ерундой позаниматься — списался с ним, и забрал «закладкой» что угодно, со слов продавца 100% не запрещённое в гражданском обороте.
В один прекрасный день пишу ему, а он не отвечает. Что делать, позвонил знакомому К, который всю жизнь эту дрянь с рук продавал. Договорились о месте встречи, цене и количестве никого не стесняясь — самыми обычными SMS-ками.
Встретились и разъехались. Почти сразу после этого К, задержали и обнаружили около 80 грамм запрещенных веществ. Как я понял потом, их ему дал интернет-магазин для помещения в «закладки». Понимая, что это совсем другой срок, задержанный К сказал, что все эти вещества только что продал ему я. Меня задержали на следующий день и ничего запрещённого не обнаружили. На вопрос, где я обычно приобретаю вещества, я без опаски назвал интернет-магазин и показал в телефоне переписку.
В этой переписке оперативник обнаружил, что данный магазин уже давно предлагает мне работу. Здесь началось самое интересное.
Действуя незаконно, без всяких санкций и разрешений, он, с использованием моих личных данных, начал вести от моего имени переписку, где согласился со всеми условиями магазина. Ему дали адрес «закладки», которую нужно было забрать и куда-то отвезти. Мы поехали туда, и изъяли при понятых эту «закладку». Однако по прибытии в РУВД стало очевидным, что вменить хранение этих веществ теперь можно только самому оперативнику, проводившему незаконные оперативно-розыскные мероприятия (ОРМ).
Само собой, такое развитие событий оперативников не устраивало, и они решили повесить всех собак на меня.
Прямо при мне переписку с магазином удалили, и перешли к отбору объяснений, в которых меня попросили указать, что всё это сделал я. Якобы, вот примечание к статье 328, где лицо, добровольно выдавшее наркотики, освобождается от ответственности, мы к тебе это применим, и пойдёшь домой.
Напечатанное с таким смыслом объяснение я подписывать отказался. Что-то мне подсказывало, что после задержания никакой добровольной выдачи быть не может.
Как я понял позже подпись мою под этим объяснением они поставили сами, и уже на следующий день представили прокурору как признавшего вину в хранении изъятых веществ. Я же, попав к нему, даже не знал, в чём обвиняюсь.
Гораздо сложнее было повторить такой трюк с первыми показаниями, т.к. они отбираются в присутствии защитника. Когда меня вызвали давать эти показания ночью, и я увидел знакомые лица оперативников, мне сразу всё стало ясно, и я отказался от дачи показаний. После этого защитника отпустили, а я узнал, что пакет на голове, не оставляя никаких видимых телесных повреждений может заставить изменить решение практически любого, хотя повреждения всё-таки появились — ускоряя процесс удушения меня лупили всем, чем только можно, а когда терял сознание, «реанимировали» шокером — до сих пор меня украшают шрамы от электрических ожогов, ведь электричество в ту ночь никто не экономил.
Но на этом всё не закончилось. Отсидев под следствием за хранение тех веществ 2 года я узнал, что следственный комитет решил для «показухи» собрать громкое дело, где я один из обвиняемых по части 4 статьи 328 и части 2 статьи 285 Уголовного кодекса, 328.2 часть я получил за то, что якобы работал в магазине психотропов, а 285.2 — за то, что этот магазин являлся «региональным структурным подразделением международной преступной организации», которой признали общественный сайт, на котором этот магазин располагался.
Знаете, как я вступил в объединенную преступную группировку? Зарегистрировался на общедоступном сайте! Смешно, но мне за это по 285.2 дали 7 лет.
Помимо хранения веществ, изъятых в ходе незаконных ОРМ, мне также вменяли передачу К, всех обнаруженных у него веществ, не смотря на то, что из нашей с ним SMS-переписки совершенно очевидно обратное.
Суд оказался чистой формальностью, а из всех имеющихся на меня доказательств были только первые показания, показания оперативников, и показания К.
Из приговора следует, что я вступил в ОПГ и ничего для неё не сделал, что прямо противоречит закону — участником ОПГ может быть признан только тот, кто действовал в её интересах.
Помимо этого, приговор насчитывает не менее 12-ти прямых нарушений закона, неотвратимо влекущих его отмену. К примеру, в нём суд повсеместно ссылается на данные, полученные с моего телефона, который в свою очередь является недопустимым доказательством — его более двух месяцев использовали в незаконных ОРМ, и при этом ни разу не упаковали как вещественное доказательство.
Конечно, вам будет интересно, что говорят надзирающие органы. К примеру, судебная коллегия Верховного суда, ознакомившись с представленными мной неопровержимыми доводами моей невиновности, ответила в апелляционном порядке следующее: утверждение обвиняемого о его невиновности опровергается тем, что его жена «выдала наркотики» — по сути, возмутительное выдуманное обстоятельство, ставящее под сомнение невиновность свидетеля.
В порядке надзора никто жалобу не читает, и даже не открывает приговор: склеив его основные листы отправляю, получаю назад отписку, и тот же склеенный местами приговор.
При этом всём я доказал, что меня пытали — в ИВС я поступил без повреждений, через два дня в СИЗО №1 с повреждениями. Цитата: «телесные повреждения, которые не относятся к категории тяжких, однако, достоверно свидетельствуют об умышленном причинении продолжительной боли и мучений способами, вызывающими особые физические и психические страдания». Думаю, никого не удивит, что по факту применения в отношении меня пыток уголовное дело никто не возбудил. В тоже время будет полезно знать, как им это удалось. Всё просто. Забываем и удаляем из материалов проверки данные из ИВС, согласно которым повреждения я не имел, назначаем дополнительную медицинскую экспертизу, которая даёт другой период образования этих повреждений, и — вуаля! Получил повреждения при задержании, что вполне законно.
Про следователей, «отмазавших» К, за деятельность в составе интернет-магазина (1500 «закладок») и говорить не хочется — и денежек с него подсрубили за укрывательство, и моё обвинение укрепили. Их привлечь у меня тоже не получилось, УСБ-шник, проводивший проверку, оказался их другом.
Вот так и сидим — оказался не в том месте не в то время. 17 лет получил за то, что я есть.
Можно, если осторожно
Вступай в наш клуб за гуманную наркополитику. Твои данные не будут переданы третьим лицам.