От ареста до освобождения: рассказ про 8 лет заключения по статье 328

Имя героя изменено.

LB: Как вас арестовали?

Артур: Был у меня на тот момент, как я думал, хороший друг, которому я во всем и всегда помогал. Он в один прекрасный момент пришел ко мне со скрытой камерой и сказал, что получил зарплату. Говорит, давай что-нибудь купим покурить. Это осень 2016. Мы поехали, купили грамм гашиша, поделили пополам. Он резко ушел. Ну и я ушел, и жил себе дальше спокойно. Ничего не предвещало беды. Курил марихуану, баловался. В одно утро ко мне пришли сотрудники госнаркоконтроля и забрали меня. При обыске нашли еще шмали, и постепенно меня посадили сначала по первой части, потом через месяц дали вторую, потом еще через месяц уже дали третью. Я не сбывал, просто у меня по факту был вес, который они расценили, будто я его пытался сбыть. То есть я не торговал, ничего никому не продавал. И мне дали третью часть. 8 месяцев шли суды, запрашивали 12 лет. В итоге дали 10. Ну и я поехал в зону уже охреневать дальше.

LB: Какой вес нашли при вас?

Артур: При мне нашли грамм. Точнее, когда он на камеру закупал, у нас был грамм гашиша. А здесь у меня был куст, куст конопли. Там самой марихуаны было грамм 100 может. А по факту вышло 1.8 кг — это вместе с кустом, с землей, со всем вот этим весом. Из-за этого куста мне дали третью часть. Якобы я его хотел сбыть.

LB: То есть куст рос где-то во дворе? Или во внутреннем помещении?

Артур: Я его принес домой. Мы с товарищем нашли место, сходили, он вырвал себе, я себе. Дичка обычная. Слабенькая была, но мне хватало. Курил его дня 3-4. Срывал с него листья, высушивал и курил. Меня пришли задерживать по второй части за сбыт полграмма гашиша, а нашли при мне еще и марихуану. И дали 10 лет за это.

LB: Этот друг, который к вам пришел, что именно он предложил?

Артур: Он говорит: я получил сегодня зарплату, давай курнем. Мы не раз так делали. Частенько с ним двигались так. Я говорю, ну давай. Он уже был со скрытой камерой. Сотрудники приезжали и отправили его ко мне. Мы съездили. Всё было зафиксировано: как мы закидывали деньги в инфокиоск, получали адрес, ехали на адрес, забирали. Мы с ним разделили эти полграмма. Он говорит, мне мама позвонила, какие-то проблемы, я побежал домой, извиняй. И он пошел по своим делам, а я по своим. Через два месяца ко мне приезжают и сажают. 8 месяцев я просидел в тюрьме. Шли суды. Адвокаты там такие никчемные. Что платные у бизнесменов, которые им по 600 долларов за визит отдавали, что бесплатные. Настолько бестолковые, настолько запуганные. Они говорят тебе просто подписать все бумаги, тебе так легче будет. Я ничего не подписывал. Ни одну бумажку не подписал. Хотя не то что следователи, а сами адвокаты слезно просили это сделать.

LB: У вас с этим другом, получается, была совместная покупка?

Артур: Да. Мы вместе поехали, вместе закинули деньги. Деньги были чисто его, у меня не было денег. Съездили вместе на адрес, забрали его, привезли, вместе разделили. И все, он ушел. Как я сейчас понимаю, он ушел отдавать ментам те полграмма, для доказательств. Потом 2 месяца они чего-то ждали, чего — не знаю. Затем приехали ко мне задерживать.

LB: Где вы покупали, через что?

Артур: Раньше был такой интернет-магазин, «Концерн Калашников». Закидывали деньги на интернет-кошелек, «Киви» или что, не помню что за кошелек был. Закинули деньги, скинули время по чеку. Оператор скинул нам адрес.

LB: Вы даже не покурили?

Артур: Вместе — нет, не курили. Я пришел домой и один курил полграмма этого гашиша.

LB: А друг какое-то наказание впоследствии получил?

Артур: Насколько мне известно, такие люди ничего не получают, потому что даже в тюрьме сталкивался с похожими ситуациями. Таких людей не садят. Такие люди бегают по городу, и садят обычных пацанов. Я не в курсе, где он сейчас живет.

LB: Как происходило следствие? Что вам вменяли? Почему они решили дать вам вторую часть, а потом третью?

Артур: Этот грамм гашиша, что мы поделили пополам — это была вторая часть. Они ведь по второй части приехали меня задерживать. А шмаль, которая у меня лежала на бане, отправили на экспертизу. Так время и тянулось. После чего мне сказали, что у тебя вот этот вес плюс вторая часть, а совместно это уже автоматически третья. То есть неважно, продавал ты кому-то, не продавал. Всё, это третья, от 8 до 15 лет. Мне пришли, сунули бумаги и расписали, что это третья часть.

LB: Почему они изначально давали вам вторую часть?

Артур: Потому что гашиш это опасное вещество, а не особо опасное. Так квалифицируется. Если бы мы грамм спайса купили, это была бы третья, это особо опасное вещество. А грамм гашиша это просто «опасно», поэтому вторая часть.

LB: Вторая часть это распространение. Интересно, где они там нашли распространение.

Артур: Ну я грамм же поделил и отдал половину ему.

LB: Да, но вы покупали на деньги друга.

Артур: Этот вопрос поднимался и это все пропускалось на судах мимо ушей. От слова совсем. Там была куча нестыковок. Не было ни одного свидетеля, которому я сбыл. Никого это не волновало. Суды — это была формальность. Я туда приезжал уже с улыбкой, со смехом. Я прекрасно понимал, что здесь ни адвоката, ни меня никто не будет слушать. Уже на 3-4 сутки я это понял и не стал даже разговаривать, что-то доказывать, объяснять. Я просто пустил все на самотек.

LB: А что говорил друг на суде?

Артур: Его не было на суде, были только его показания.

LB: Типа защита свидетелей?

Артур: Да.

LB: А что там были за показания?

Артур: Он рассказывал, что через меня можно купить любые курительные наркотики. Будто он знал меня всегда таким и решил по этому поводу сдать. Что у него и получилось.

LB: Насколько это соотносится с реальностью?

Артур: На 30% правда. Я как обычный парень мог спокойно где-то вечером с пацанами собраться, покурить, отдохнуть хорошо и разойтись. Никакой чернухи, херни всякой никогда не было. Притонов там. Никто не кололся, ничего. Отдыхали, развлекались. Я предпочитал лучше покурить, чем бухать.

LB: Было ли в реальности такое, что занимались продажами?

Артур: Нет, никогда этим не занимался. Много ребят видел, которых садили, знакомых. Я прекрасно понимал, что залезть в это — это на месяц-два. Ты там как расходный материал, а не человек. Поэтому я таким не занимался. Я расслаблялся, сам себе балдел. Где-то с пацанами соберемся, по мелочи. А такой херней я никогда не занимался. Зачем мне это? Поэтому я хранил себя спокойно на бане — знал, что я не продаю, никому ничего не даю, и ко мне не придут. По факту получилось немножко иначе.

LB: А с пацанами как вы обычно курили?

Артур: Съездим, купим, поедем куда-нибудь, отдохнем. На озеро, на речку, дома под костром посидим. Покупали так же, через интернет.

LB: А на суде вы пробовали рассказать правду, как все было?

Артур: Первые 3-4 суда пытался что-то объяснить, что-то доказывал. Потом увидел полное безразличие. Что у них своя программа, что все эти суды — это просто формальность. Я перестал что-либо говорить и больше не задавал вопросов и ничего не говорил. Они на своей волне. Просто делают свою работу, ни на что не обращают внимания. У них есть бумаги. Они по этим бумагам дали мне срок и я поехал сидеть. Всё. Им все равно было, что я скажу, как я скажу. Не было доказательств того, что я сбыл кому-то, но на это всем было всё равно. Просто посадили на конвейер. Тогда декрет этот работал. Никто не переживал, что неправильный приговор.

LB: В чем заключалась эта их программа?

Артур: Прочитать эти бумаги, провести энное количество судов и закрыть. За 8 месяцев, что я сидел, да и в принципе за всё время, я даже не слышал таких ситуаций, чтобы кого-то отпустили или оправдали. Вот единственная ситуация, в зоне уже была, паренька отпустили — это один раз за 8 лет, когда я слышал, чтобы человека задержали по второй-третьей части, а потом отпустили.

LB: А почему его отпустили?

Артур: Там задержали начальника. Доказали его невиновность каким-то образом. Я не вникал, не успел даже спросить у парня, потому что он пришел с работы и ему сразу сказали: собирай вещи и уходи.

LB: Расскажите, как вас задержали?

Артур: Меня разбудили в семь утра. Два молодых сотрудника в гражданской одежде начали рассказывать, что я задержан. Я конечно ничего не понимал. 7 утра еще, не соображал ничего. Все, говорят, поехали. Только когда мы зашли в милицию, я увидел табличку на двери про оборот наркотиков и торговлю людьми, то уже понял, за что меня задержали.

LB: Применяли насилие при задержании? Психологически давили?

Артур: Били, в отделе уже, в тот же день. Как и многих ребят, насколько я знаю. Меня не так уж сильно били. У меня все было чисто, открыто. Я не препирался. Но многих в камеры просто заносили.

LB: В какой отдел отвезли вас?

Артур: Точно не знаю, первый раз там был, плюс сонный. Если буду там проходить, я его узнаю, а так не могу сказать. Обычное милицейское отделение, а в нем отделение наркоконтроля. Второй или третий этаж, тупиковый такой. В тупик заходишь, там две двери. В одной был начальник, майор, которого впоследствии, если не ошибаюсь, посадили. Он подставил человека и посадил его, тоже по 328 статье. Я с ним сидел потом. Его прям с колонии выпустили. Дали 11 лет, он из них три отсидел и его выпустили.

LB: Как происходило избиение?

Артур: Я был в таком шоке и столько лет прошло, что облачно это помню. Били чем попало. Книгами, руками аккуратно. По почкам, по телу.

LB: Почему они это начали делать?

Артур: Там не надо было особо поводов. Им надо было просто, так сказать, прокачать меня. Спрашивали, откуда я марихуану взял, что с ней делал, кому давал.

LB: А кто это делал?

Артур: Кто принимал, те и делали, двое. Я не знаю ни имен, ни званий.

LB: А их всего было двое, кто задерживал? Или с ними была еще какая-то группа?

Артур: Нет, двое пришли. Приехали на гражданской машине.

LB: Сколько продолжалось избиение?

Артур: Недолго, минут 15. Чуть-чуть меня помяли и отправили в клетку сидеть. Потом уже на ИВС. На ИВС был трое суток. И с ИВС уже в тюрьму.

LB: Они в результате этого получили, что хотели?

Артур: Нет, нечего было говорить. Я все и так сказал, как есть. Что это мое, я никому ничего не давал. Они не верили просто.

LB: А куст они нашли при обыске?

Артур: Да.

LB: Были какие-то последствия от этого избиения, физические следы?

Артур: Кроме того, что я поседел, нет. Волосы седеть стали после этого.

LB: Какое у вас было психологическое состояние, когда били?

Артур: Я был в шоке. Я не понимал, зачем так относиться, когда я все сказал, как есть.

LB: Куда вас отправили после избиения?

Артур: Сначала на ИВС. После трех суток ИВС в СИЗО.

LB: Какие были условия в ИВС?

Артур: Более-менее. Кормили нормально. Никто не трогал, голову не дурил. А уже в СИЗО было иначе.

LB: Было постельное белье, матрасы? Передачи передавали?

Артур: Не вспомню насчет постельного, потому что это сложное время было. Кровати, матрасы, одеяло — это все было. Бабушка передавала мне сигареты, перекусить. В душ не водили, на прогулки тоже.

LB: Какое там было санитарное состояние камеры?

Артур: Насколько совесть позволяет у самих арестантов, такие условия и были. Поддерживали чистоту, мыли. Старались, все-таки жили там долгое время.

LB: А как было в СИЗО?

Артур: Там уже сложнее. На кроватях нельзя лежать, за это нарушение, можно уехать в карцер. По мелочи где-то что-то не так сказал — можно по боку получить. Я поздоровался с девчонкой знакомой, тоже задержана была. Мне за это очень аккуратненько прилетело по печени от конвоира. Он меня якобы обыскивал перед входом в камеру и просто ладошечкой аккуратно, но крепко заехал по печени. Это нормально там.

LB: Какие-то последствия были от удара?

Артур: Вроде бы нет. Неприятно, понятное дело.

LB: Что еще происходило в СИЗО?

Артур: На свидание пару раз приходила бабушка. Постоянные обыски, после которых как гранату взорвали в камере. Выворачивали все настолько, что ходишь и собираешь вещи, не понимаешь, где чье. Еще психологическое давление. Выходят ОМОНовцы со щитами, с дубинками, ходят по продолу и стучат по щитам.

LB: ОМОНовцы ходили по продолу (прим. LB: продол — коридор, по обе стороны которого находятся входы в камеры) и стучали по щитам?

Артур: Да.

LB: Для чего они это делали?

Артур: Это очень сложно воспринимается, когда сидишь в камере, а там человек 15-20 ходят, что-то кричат, бьют по щитам дубинками. И этот гул на весь продол. Неприятно очень.

LB: А какое в общем было ваше психологическое состояние там?

Артур: Хотелось сквозь землю провалиться, лишь бы ничего этого не было, ничего этого не видеть. Тяжело. Я поседел. Именно в тюрьме я поседел.

LB: Насколько на ваш взгляд то, что с вами происходило, было справедливо?

Артур: Не знаю. Я виноват, вину свою не отрицаю. Но не на 10 лет садить 20-летнего пацана на ровном месте. Если бы мне года 4 дали, это было бы вполне себе справедливо. Отсидел бы и не возмущался. Но мне вперли 10 лет, сломали жизнь. И получилась какая-то жесть. Я теперь не знаю, что мне делать. Менты теперь душат просто со всех сторон. В день могут приехать по три раза. Вчера приезжал участковый, говорит, устраивайся на работу. Идешь устраиваться на работу, там предлагают работу за 600 рублей. А у меня дети, жена. И хер пойми, что делать.

LB: Вы сказали, что виноват. А виноваты в чем?

Артур: Ну, исходя из законодательства беларуского. Частично я признал свою вину. По второй части я ее признал. Допустим. Но я же никому не сбывал, никому не продавал, а меня выставили наркобароном местным. В онлайнерах писали всякую херню, что задержали международного наркоторговца.

LB: А в чем тогда вина, если вы не сбывали, а вас взяли за сбыт?

Артур: Я про то, что по второй части я признал вину на суде. По третьей я так и не признал ее. Потому что я хранил, поделился, когда покупали этот грамм. Тут да, не спорю. Но то, что мне вменили по факту — нет, я не согласен с этим. И со сроком и с частью. Это идиотские законы. Я с этим полностью и целиком не согласен.

LB: То есть на суде вы признали, что вы просто разделили этот гашиш?

Артур: Грамм, да. Третью часть не признал.

LB: Сколько вы находились в СИЗО?

Артур: 8 месяцев.

LB: И сколько должны продолжаться эти визиты?

Артур: 8 лет.

LB: То есть вы прошли 8 лет через колонию и еще 8 лет они вас должны контролировать?

Артур: Я у них буду состоять, пока у меня не погаснет судимость. Пока у меня судимость, будут проверки, отметки и все остальное.

LB: С вами в СИЗО были еще арестованные по 328 статье?

Артур: В тот момент большинство по 328 было. В любой камере хоть 2-3 человека да было.

LB: Что этим людям вменяли?

Артур: Один только случай знаю. Когда паренек купил у обычного барыги с рук грамм чего-то там. Пришел домой, посмотрел, что это не то. Позвонил этому барыге, сказал, приходи, отдай мне деньги и забери эту херню. Это не то, что мне надо. Барыга пришел к нему домой уже с камерой, и зафиксировался тот момент, когда он ему отдает пакеты и берет деньги. Якобы продажа. И все, паренек поехал на 11 лет.

LB: Жесть. А какого возраста был этот паренек?

Артур: Старше меня на год или на два. Можно сказать, мой ровесник.

LB: Что-нибудь еще происходило на суде?

Артур: Да нет, в принципе я всё про суд рассказал. А вот что сейчас происходит — для меня это шок. Со всех сторон накинулись, как будто я дальше продолжаю какой-то фигней заниматься. Отметки постоянные в РУВД, какие-то комиссии, повестки. Домой приезжают по три раза в день посмотреть на меня, вдруг я накуренный или еще что-то. Работа эта, что они предлагают. В центр занятости приходишь, куда они отправляют — там работа за 600 рублей в лучшем случае. Это туда, куда берут. А я хороший специалист. Отучился. Я сварщик по образованию, хороший. Когда прихожу в нормальное какое-то место устраиваться, они как узнают, что я судимый — всё, мы вам перезвоним. Никто не хочет брать с судимостью, вообще. Никому ты нахер не нужен. А если и нужен, то приходи за 500-600 рублей работать, пожалуйста. А у меня дети, их сейчас в школу собирать. Непонятно за что это делать, как это делать. Я какими-то колымами перебиваюсь.

LB: А пока вы находились в СИЗО, вы слышали что-нибудь про движение матерей 328?

Артур: Да, конечно. Я считаю, что благодаря им нам пороги эти и порезали. Почему я не 10 отсидел, а 8. Я считаю, что это из-за них случилось.

LB: Пока вы сидели, их активизм как-то влиял на ваше положение?

Артур: Открытки присылали с днем рождения, поздравляли. Некоторым ребятам деньгами, посылками помогали. Как могли поддерживали.

LB: А про Legalize Belarus что-нибудь слышно было в колонии?

Артур: Нет, я не слышал. Вот когда уже вышел, когда столкнулся с этими всеми проблемами, то начал смотреть. Мне в рекомендациях выскочило. Я начал смотреть, что вы боретесь за права, можете помочь. Просто уже не знаю, что мне делать.

LB: А что сейчас самое тяжелое в этом нынешнем положении?

Артур: Неприятно то, что дети видят, как постоянно приезжают менты, дергают меня, что-то спрашивают, мне надо куда-то ехать. И то, что мне надо содержать детей. Я отец и идти на работу за 600 рублей… на проезд в месяц 200 уйдет, чтобы ездить другой конец города на эту работу. И что, на 400 рублей жить? Это два похода в магазин. Вот это сейчас самое тяжелое для меня.

LB: Расскажите, что было дальше. Куда вас отправили после СИЗО?

Артур: Неделю ехали туда, в другой конец страны, в «Волчьи Норы». Потом две недели карантина. На кроватях не сидеть, не лежать, не стоять. Мы ходили, не знали, чем себя занять. Завхоз карантина — в форме зэка, но, можно сказать, с погонами был. Потом уже в зону поднялись. Немножко на время потерялись в толпе. Очень тяжело там относились к осужденным. За всякие мелочи можно было уехать в ШИЗО вообще без проблем (прим. LB: штрафной изолятор (ШИЗО) — маленькая камера с самым строгим режимом, где нельзя иметь иметь свои вещи и одежду). Меня в ШИЗО закрывали. Я три дня один сидел. Уже думал с ума сойду. Хорошо, еще один паренек заехал и со мной сидел. Холодно просто невыносимо. Особенно в межсезонье. Там просто ад. Разрешена только майка и вещи, которые они дают, клифт и штаны тоненькие. И все. Ты в этом ночью погибаешь просто. Не спишь, мерзнешь.

LB: Сколько давали суток ШИЗО, и сколько раз вообще давали такое наказание?

Артур: Первый раз дали 7. Водили на кресьбины (прим. LB: так называют процедуру, когда администрация принимает решение, что делать с человеком, который нарушил правила) за дополнительные нарушения уже в ШИЗО. Потому что там сядешь — нарушение, ляжешь — нарушение. Не знаю, что случилось, но меня выпустили. Дали дежурство, выговор и выпустили. Обычно там давали дополнительно 5 суток. Некоторые ребята уезжали на 10 суток и могли полтора месяца не выйти с него. Потому что постоянно нарушения вешали, дополнительные сутки давали.

LB: То есть у вас было 7 суток и после этого еще давали?

Артур: Я два раза был, и за эти два раза отсидел, по-моему, 17 суток. А потом научился теряться в толпе и немножко освоился. Перестал попадаться.

LB: За что давали ШИЗО?

Артур: Пуговица верхняя расстегнута, плохо побрит, вышел из строя, опоздал на проверку, курил в неположенном месте. За что угодно.

LB: А вам те два случая за что дали?

Артур: Первый раз забежали контролёры. Попросили, чтобы я отдал им бумажку в руке, пустой листок. Они так быстро забежали, что я растерялся, скомкал и выкинул его в сторону. Они его нашли, развернули. Пустой листок, чистый, там ничего не было. Они разозлились на меня, что я не послушался их, и записали нарушение. Четыре или пять нарушений они тогда создали на ровном месте, и посадили меня.

LB: А второй раз?

Артур: Второй раз не бритый, по-моему, был.

LB: За небритость сразу дали ШИЗО?

Артур: Конечно.

LB: Не было предупреждения или чего-то, что предшествовало?

Артур: У меня уже были нарушения. У меня в общей сложности за весь срок было 20 с чем-то нарушений в первые три года нахождения. За всякую фигню давали. Один раз даже подняли матрас не на моей кровати, увидели там носки, подштанники, и написали на меня нарушение.

LB: Как думаете, это специально делалось?

Артур: Конечно. Позлить. Просто не понравился им.

LB: Почему потом отцепились?

Артур: Потом декрет перестал работать. Как-то все спокойнее стало. Может команда какая-то пришла. Не знаю.

LB: Какое было ваше психологическое состояние там?

Артур: Первые три года было тяжко. Чувствовалась предвзятость в любых действиях. Но потом научился теряться в толпе, не возмущаться, спокойно вести себя, даже если я понимал, что я прав. Вот так и просидел все остальные годы.

LB: Эта предвзятость была лично к вам?

Артур: Нет. К большинству. Там же все были по 328.

LB: Положение заключенных по 328 чем-то отличалось от положения обычных заключенных?

Артур: Я много ребят по другим статьям встречал по этапу, общались. Разница была колоссальная. Тех не трогают. Они живут себе спокойно, кто херней никакой не занимается. 328 — им нельзя было вообще ничего, чего не коснись. Ограничения в посылках, в спорте.

LB: По спорту ограничения?

Артур: Ну да. Там же только с разрешения всякие площадки, воркауты. 328 — сиди от пола отжимайся, что хочешь делай. Нельзя было. У нас в колонии часто этим манипулировали. Если кому-то не понравился человек или он где-то влез, всё, его сразу вычеркивают со спорт-городка. Он на спорт больше не ходит.

LB: Какие еще были ограничения, кроме спорта?

Артур: Предвзятость была во всем. Вот пример. У нас оставались еще старые осужденные, которые убийцы. Идете вы втроем, убийца и вас двое. Контролер убийцу этого пропускает, а вас останавливает, обыскивает. Его не трогают, а у вас просто выворачивает карманы, проверяет полностью.

LB: Были ли ограничения в плане досуга, свиданий, связи?

Артур: Нет, вроде бы в этом проблем сильно не было. Я не помню такого.

LB: А были ли заключенные по 328 как-то специально обозначены в колонии?

Артур: Профучетами, да. (прим. LB: профилактический учет — отметка об особой опасности заключенного, приводит к повышенному контролю и проверкам. Есть разные виды профучета).

LB: Какие это были профучеты?

Артур: Разные. Суицид, экстремизм, азартные игры, телефонная связь. Много. Они обозначались не как у нас, обычной белой биркой, а желтой биркой. И им надо было ходить раз в час отмечаться. Выходить на проверку, когда приходили контролеры. Они постоянно бегали, постоянно должны были быть на виду. Если не вышел на проверку профучета — рапорт, поехал сидеть.

LB: У вас был какой-то профучет?

Артур: Нет, не было.

LB: То есть не всех обозначали?

Артур: Нет. При мне там человек где-то влез, они доказательства собрать не смогли, и вхерачивают ему профучет. А пареньку на несколько лет вперед, если не до конца срока, каждый день каждый час бегай отмечайся.

LB: А были у вас в колонии зеленые бирки?

Артур: Изначально были обычные бирки с фамилией и инициалами. Просто инициалы на тряпочке под картонкой, сами шили. Потом изменили, начали делать белые ламинированные с фотографией, датой рождения, началом срока, концом срока и так далее.

LB: То есть не было бирок зеленого цвета? Специально не обозначали осужденных по 328?

Артур: Нет. В других колониях, возможно, обозначали. У нас нет. Я слышал, что в других колониях были разноцветные бирки, и желтые, и красные. У нас были только белые у обычных осужденных,  желтые у профучета, а красные только у тех, кто пытался бежать или еще что-то такое. Они были на максимально особом контроле.

LB: Сколько было вообще заключенных в Волчьих Норах?

Артур: Сначала, в самый пик декрета, было 1200 человек. Хотя колония была рассчитана на 800, по-моему. По комнате невозможно было пройти, можно было по кроватям ходить по верху.

LB: Сколько было в отряде человек?

Артур: По 140-170 человек в одном отряде, то есть в одной половине этажа.

LB: Насколько это вообще адекватное количество людей по размерам помещения, где вы находились?

Артур: Полностью неадекватно. Не соблюдались правила, по которым нужно столько-то квадратов на осужденного человека. Оно бы соблюдалось, если бы нас было 700-800 человек на весь барак. А нас там было 1200, на 400 человек больше. Тут уже понятно, что как бы ты ни считал, не совпадет даже близко по квадратам и по всему остальному. В туалет была очередь, на умывальнике была очередь.

LB: Сколько было умывальников на отряд и сколько туалетов?

Артур: На 300 с копейками человек, то есть на два отряда, примерно умывальников 15. Туалетов — чтобы сходить посидеть, наверное, штук пять или шесть. Плюс писсуар. Туалеты были в две стороны, друг напротив друга. То есть всего их 10. Но никто там не садился, потому что это уже слишком, друг напротив друга сидеть. Ни дверей, ничего не было. Поэтому ходили только в одну сторону.

LB: Какой был быт в колонии? Что было самое неприятное?

Артур: Самое неприятное было то, что там не было ничего. Никаких микроволновок, например. Был кипятильник на одного человека и все. Ну, чайники. Ну, холодильники, два на всех. Вот и весь быт. Обычные осужденные могли позволить себе что-то. У них было в доступе больше быта.

LB: А какой был процент осужденных по 328 среди всех заключенных в этой колонии?

Артур: Практически все осужденные были по 328. Было человек 5-7 по 139-й, то есть за убийство. Это старосидельцы, они были на всяких руководящих должностях. В прачечной, на промзоне. Там они были бригадирами. А все остальные по 328.

LB: Помимо ШИЗО были какие-то еще наказания? Может внеуставные, не предусмотренные правилами внутреннего распорядка?

Артур: Вроде такого ничего не было. Ну, был БУР еще. (прим. LB: помещение камерного типа (ПКТ, оно же БУР) — камера примерно как в ШИЗО. Условия содержания здесь мягче и в камере могут жить несколько человек). Это как ШИЗО, просто помещение камерного типа. Человека могли туда закрыть до полугода. Его могли промурыжить полтора месяца в ШИЗО и на полгода еще посадить в ПКТ. Единственное, что там сигареты, чай, кофе разрешались, книги.

LB: Но вы в БУРе не были?

Артур: В ПКТ — нет, не был.

LB: Физическое насилие применялось в колонии?

Артур: Да, я знал пару случаев, но ко мне не применялось. Но я знал ребят, которых там… одного даже выключили, ну, ударом.

LB: Из-за чего?

Артур: Ботинки его не понравились, они начали его разувать прям по месту. Он начал возмущаться, и его немножко помяли там.

LB: А какие еще можете вспомнить случаи по 328? За что люди заезжали в эту колонию и на сколько?

Артур: Тогда, в 2016-2017 году, вообще стандарт был — 12 лет. Из 10 человек восьмерым дают 11-12 лет, остальным 14, 15, 10, 11. С одним пареньком хорошо общался. Он несовершеннолетним попытался поработать на магазин, но даже не успел ничего сделать, его задержали и дали 10 лет. Он сначала начал переписываться, что давайте я буду работать на вас. Потом сам написал, что нет, все, не буду. Но все равно его задержали, и этой переписки было достаточно, чтобы дать ему четвертую часть.

LB: Обалдеть. А какая была работа в колонии?

Артур: Очищали провода на медь. Еще была пилорама, поддоны колотили, мебель делали. Но основная масса работала на проводах, очищали их на медь.

LB: Как их очищали, чем?

Артур: Были маленькие станочки, которые большие кабеля разрезали вдоль. Заключенные выписывали у бригадира ножи и другой колюще-режущий инструмент, и работали им. В конце смены приносили свою необходимую норму, сдавали ее и весь инструмент. Еще моторы разбирали.

LB: А сколько часов в день работали?

Артур: Работали посменно с 8 до 2 и с 2 до 8. То есть в две смены.

LB: Насколько условия труда были вообще адекватными? Что было с техникой безопасности?

Артур: Её не было. Никто не следил за техникой безопасности и за всем остальным. Каждый сам себе там. Сколько этих проводов наковырял, столько наковырял. Не было условий, вещи никто не выдавал, искали все сами.

LB: Помимо этой работы были ли еще какие-то повинности?

Артур: Надо было в неделю отработать определенное количество часов на хозработах. Приходишь в промзону и тебя могут отправить на час камни кидать какие-нибудь, грябать, копать, в таком духе.

LB: Было ли  время на отдых, досуг, почитать что-то?

Артур: Находили время, можно было и почитать что-то. Но если приходил какой-нибудь мент и говорил, что вам надо идти туда, то пофиг, что время отдыха, надо было брать и идти молча. Потому что было бы хуже.

LB: К вам применяли какие-то еще наказания помимо ШИЗО?

Артур: Да, за эти 20 с чем-то рапортов много было всего. Лишали свиданий, лишали передачи, дежурства давали. Были такие ребята, которые вообще основную часть времени провели без свиданий. У них ничего не было. Их постоянно лишали всех привилегий.

LB: Можете привести пример, за что вас лишили свидания или передачи?

Артур: Когда был в ШИЗО, меня лишили краткого свидания и дали дежурство. Я тогда сидел в ШИЗО, и мне дали еще два нарушения и повели на кресьбины. Дополнительно суток не дали, но лишили свидания и дали какое-то дежурство. Я тогда два раза нарушил вот по тем жестким требованиям. Я был рад, что так случилось, потому что не дали дополнительные сутки.

LB: Что вы нарушили в ШИЗО?

Артур: Зажигалку нашли у нас в комнате, а я был дежурный, и нарушение написали на меня. А второй раз я лежал на полу.

LB: Даже на полу нельзя лежать?

Артур: Да.

LB: Опишите свое физическое состояние в ШИЗО.

Артур: Ну какое там может быть физическое состояние, особенно в межсезонье. Один раз я попал туда летом на 7 суток, а второй раз на 10 суток в межсезонье. Я был в шоке. Не понимал вообще, как там возможно находиться столько времени. Потому что не спишь вообще, просто дремишь. Ты не можешь ни выспаться, ничего. У тебя постоянно разбитое состояние. Холодно. Настолько пронизывает холод, что ты максимум на 5 минут где-то вырубаешься от обессиливания, и все. В 6 утра подъем. Поднимайся как хочешь. Днем уже ходишь хоть, ночью-то ходить нельзя. А днем ходишь по комнате, чтобы немножко теплее стало.

LB: Каким было психологическое состояние в ШИЗО?

Артур: Тяжело, мрачно, страшно. Очень жестко.

LB: Как там было с корреспонденцией?

Артур: В тюрьме с 10 писем доходило 3. В колонии уже более-менее наладилось. А в тюрьме половина, даже большая часть писем терялась непонятно где.

LB: Было ли в колонии такое, что к каким-то отдельным заключенным применялось специальное давление, чтобы чего-то добиться от них или перевести на другой режим?

Артур: Конечно было, хватало таких. Как правило, их судьбу не знаешь, потому что их увозят в крытую (прим. LB: крытая — отдельная тюрьма вне колонии, где заключенные отбывают срок в камерах) или раскручивают по 411 статье (прим. LB: 411 статья УК РБ — “злостное неповиновение требованиям администрации”).

LB: Сколько дней в неделю работали, и сколько часов в неделю?

Артур: Если не ошибаюсь, суббота была рабочая. Но я могу ошибаться, стараюсь все это забыть. В 8 утра на работу приходили, в 2 часа выходили оттуда. И заходила следующая смена, вечерняя.

LB: Сколько вы за свою работу в месяц получали денег?

Артур: Нисколько. Когда я приехал, там выходило 60 копеек в месяц, что-то такое. Нисколько, по факту. А так как у меня только бабушка и родных особо нет, некому было помогать. Я каким-то ширпотребом занимался, шкатулочки делал. За что у меня тоже было много рапортов. Делал шкатулочки из дерева, продавал их и за счет этих сигарет и жил.

LB: То есть продавали другим заключенным за сигареты?

Артур: Да.

LB: Как вы относитесь к тому, что вам так мало платили за вашу работу?

Артур: Я уже успокоился, потому что уже дома как-никак. Но в целом я желаю, чтобы у них была такая же зарплата.

LB: Как в колонии обстояло с медициной?

Артур: Никак. Я как-то пришел туда с температурой 39.3, не ел целый день, мне было плохо. Мне дали таблетку и сказали — всё, иди. Таблетка, естественно, ничего не сделала. После этого я вообще перестал туда ходить. Максимум когда была дикая зубная боль, пошел. А так если я простужался, мне было плохо, я все переносил на ногах, потому что толку туда ходить не было никакого. Медицины там нет. Мне и сейчас надо зубы лечить, а это дорого, поэтому я не лечу, хожу как есть. Не знаю, что делать.

LB: То есть больничный они не давали?

Артур: Кому-то давали, ребята выбивали. Но мне, когда я пришел туда с температурой 39.3 и мне было дико плохо, просто дали таблетку и всё. После этого я туда не ходил. Смирился с этим.

LB: Считали ли себя реально виноватыми другие осужденные по 328?

Артур: Большинство нет. Мало от кого я слышал, что да, я виноват, я сижу по делу. 95 процентов случаев — нет и все. Ребята вину не признавали.

LB: Какие в основном были срока у ребят, которые там находились по 328?

Артур: Если вот брать 2016, 2017, 2018 год, то от 10-ти лет. Минимум 9, и то это очень редкие люди. Так в среднем 10, 12, 14, такие срока.

LB: Получается среди 1200 осужденных, из которых почти все находились по 328, среднее наказание было от 9 лет лишения свободы?

Артур: Я не помню ни одного осужденного, чтобы сидел даже с 8 годами. Это в 2019 году уже начали приезжать с 8, с 7 годами, когда пороги резали. Статья стала от 6 лет. Вот тогда уже начали, и 7 лет привозили, и 6.5. А до этого нет. Все вот такие вот были. Тяжеловесы, как мы их называли.

LB: А по первой части были люди там?

Артур: Человека наверное 3, может 4.

LB: Это на всю колонию или на отряд?

Артур: На всю колонию. Ну может 7. Ну то есть их вообще по пальцам пересчитать можно было.

LB: Может, помните, был там с вами Клим Моложавый? Это вокалист молодеченской группы Botaniс Project.

Артур: Фамилию такую не помню. А имя Клим знакомо. Группа «Шанс» по-моему была. Но кто в ней я особо не вникал. Я в клубе редко появлялся. Не любил ходить на эти концерты. Для меня это все было очень жестко и без того. Еще эти концерты в зоне. Я это не воспринимал. Какой-то негатив они вызывали. Ощущение воли вспоминалось. От этого становилось грустно.

LB: То есть от свободы в колонии становилось еще тяжелее? Об этом лучше было не думать?

Артур: Да. Я жил, по сути, воспоминаниями все эти 8 лет. Там больше нечем было жить. День сурка, одно и то же каждый день. Я еще сам по себе такой человек, на музыку очень сильно реагирую. Воспринимаю ее близко к сердцу. Поэтому я отграничивался от нее.

LB: Супруга вас поддерживала?

Артур: Я с ней расписался во время моего срока. Да, поддерживала все оставшееся время, пока не вышел. За это ей огромное спасибо. Старалась как могла, поздравляла, в финансовом плане тоже поддерживала.

LB: Как происходил пересмотр дела, когда сняли два года со срока?

Артур: Всех вызывали по 20 человек в спецотдел и давали документы о том, что судом пересмотрено наказание в связи с такими-то изменениями, и срок исчисляется вот так-то. С 10 на 8 лет и так далее.

LB: То есть вам присудили 10, а в какой-то момент отменили 2 года по этому пересмотру?

Артур: Да, этим же судом, этой же судьей пересматривали и скидывали по два года.

LB: И вы все 8 лет от звонка до звонка отбыли?

Артур: Чуть меньше. Там еще были изменения. Вступила в силу 75 статья о том, что день, проведенный в тюрьме, считается за полтора. И еще три с копейками месяца откинули. Но какого-то условно-досрочного освобождения не было.

LB: Была ли замена режима на более мягкий?

Артур: По факту была, но лучше бы ее не было. Мне заменили режим на ИУОТ, то есть на химию (прим. LB: Исправительное Учреждение Открытого Типа). Чуть больше чем полтора года я пробыл на химии и с химии освободился. Но это такая хрень, что лучше бы я там остался сидеть.

LB: Какие там были условия? Почему она не лучше?

Артур: Потому что там чувствуешь волю, но все равно ты сидишь. Это было еще сложнее воспринимать. Лучше бы сидел там и ни на что не надеялся. На химии как бы на вольной обычной работе работаешь, но по факту работаешь в колхозе за 400 рублей. На эти деньги не прожить. Тяжко было. Не хочется даже вспоминать всю эту дрянь.

LB: То есть ты работаешь в колхозе и потом возвращаешься назад куда-то?

Артур: Да, в общагу. Там менты проверяют, шмонают. В тестер дуешь каждый день.

LB: А по сколько часов в колхозе работаешь?

Артур: Смотря какой график. Первый год работали с 8 до 7:30 вечера.

LB: Сколько дней в неделю?

Артур: На лето 6, а так вообще 5.

LB: Это получается в день почти 12 часов?

Артур: Да.

LB: И 6 дней в неделю? Ужас. И какое было ваше состояние на этом ИУОТ?

Артур: Говорю, сложное. Тем, что ты вроде бы и на воле, вроде бы вещи обычные. Но по факту ты не дома и не можешь зарабатывать нормально. Постоянно проверки, постоянно какая-то фигня. Лучше бы ее не было. Лучше бы я в колонии отсидел и вышел бы прямо оттуда спокойно.

LB: А то, что вы много работали, это как-то сказывалось на вашем состоянии?

Артур: Да нет. Лучше там, чем в этой общаге. Поэтому закрывали на это глаза и работали тихонько.

LB: Там все так работали?

Артур: Да. Не, ну разные были у людей работы. Кто-то там в магазинах, они по-другому работали. У каждого свой график. Все в одном месте не работали.

LB: А что за работа была у вас в колхозе?

Артур: Сварщиком.

LB: А сварщиком можно столько часов работать в день?

Артур: А я там все делал. Сварки нету — идёшь говно кидаешь. Всякой херней, чем можно было загрузить — грузили. Мы трубы варили, цепи, ворота, калитки, хотя зарплаты по факту не было никакой.

LB: А чем колхоз занимался?

Артур: Коровами.

LB: Поменялось ли что-то в вашей колонии в 2020 году?

Артур: Условия немножко лучше стали после того, как там кипиш был. После того кипиша начали какие-то умывальники менять, что-то дополнять. Условия начали улучшать. Холодильники меняли. Но опять же, на это всё зэки скидывались, покупали всё это. Ставили дополнительные холодильники, потому что их не хватало. Немножко начали улучшать быт. Не сильно, но стало немного лучше.

LB: А что за кипиш?

Артур: В 2018 году подняли шум в колонии. В новостях было. Тогда очень много людей повывозили, кого на крытую, кого по 411 раскрутили. После этого прислушались, наверное, к осужденным, услышали их проблемы и начали немножко улучшать быт.

LB: А по поводу чего был шум в колонии? Чем были недовольны заключенные?

Артур: Вот этим предвзятым отношением. Всех душили, рапорта писали пачками налево-направо.

LB: А было ли такое, что администрация колонии вымогала деньги у заключенных? Требовала на что-то скидываться?

Артур: Нет. В основном это было по собственному желанию, для себя по сути. Поэтому все, кто мог, скидывались.

LB: Не было шантажа, мол, давай ты закинешь деньги и тебе потом будет лучше, не будем трогать?

Артур: Нет, такого не было. По крайней мере не знаю таких ситуаций.

LB: После 2020 года появились ли политзаключенные в колонии?

Артур: Да, много было. С ними разговор еще жестче, чем был с нами даже тогда, в пике декрета.

LB: Как с ними обращались?

Артур: Они едут в ШИЗО за любые мелочи. Когда я ехал на химию, со мной паренек ехал в крытую. Он в зоне был может полгода, и уже спустя полгода ему дали крытую.

LB: Это политзаключенный?

Артур: Да. Если нас еще могли минимально простить за какую-то там расстегнутую пуговицу, то они за это ехали в ШИЗО.

LB: Какие-то еще помните примеры давления на политзаключенных?

Артур: Нет. Я не успел с ними сильно познакомиться.

LB: Помните кого-нибудь из политзаключенных, кто с вами был в отряде?

Артур: Я ни с кем не общался, потому что это было опасно. Душили даже тех, кто с ними дружил. Ну, некоторые общались все равно как-то. Но я уже прошел все это и понимал, что я лучше в стороне пройду тихонько.

LB: Как думаете, для чего вообще государству надо было вводить такие огромные сроки за 328?

Артур: Я думаю, они надеялись, что посажают людей, остальные испугаются и перестанут этим заниматься. Но никто не перестал, еще сильнее начали.

LB: А почему стали сильнее заниматься, как думаете?

Артур: Наверно, возрос спрос.

LB: Может, есть что-то еще рассказать из того, про что не спрашивали?

Артур: Столько воспоминаний переварить тяжеловато, честно сказать. Я стараюсь забыть это все как можно скорее, потому что хорошего там не было ничего.

LB: Насколько такие сроки положительно влияют на людей?

Артур: Максимально отрицательно. Нельзя такие срока давать молодым пацанам. Они теряют жизнь, теряют реальность, теряют всё. Они выходят на волю — они не понимают, что там происходит. Большинство едет садиться назад. Опять влазят в какую-нибудь херню и садятся обратно, потому что не видят себя на воле в будущем. У них потеряны цели, все ценности. У них одна дорога — обратная.

LB: Что для вас сейчас самое сложное в плане адаптации тут, на свободе?

Артур: С работой очень много сложностей. Тяжело смотреть на взгляды людей, которые узнают, что ты отсидел и вышел недавно. Осуждающие эти взгляды. На работу не берут с этой судимостью. Я бы уже давным-давно устроился и всё было бы хорошо. И работал бы и зарабатывал бы деньги. И сам бы лечил свои зубы, и детей содержал. А по факту я сейчас обуза для своей семьи. Бабушка помогает, пытается, но она уже старенькая. Менты приезжают, требуют, чтобы я устроился. Вот буквально вчера вечером приезжали с участковым. Требовали, чтобы я устроился на работу. Сейчас я раз в месяц в РОВД езжу отмечаюсь. А если не устроюсь на работу, буду раз в неделю ездить отмечаться. Что мне делать я просто не знаю. Идти устраиваться за 500 рублей работать — это бред. На них нереально одному прожить, не то, что с детьми. Вот это самая сложная задача. У меня вариантов сейчас никаких нет.

LB: То есть, когда идете на какую-то нормальную работу устраиваться по специальности, они видят судимость, и что? Отказывают?

Артур: Если идешь в нормальную организацию, они сразу спрашивают. И нужно отвечать, потому что в любой нормальной организации, где высокооплачиваемая работа, есть система безопасности, которая в любом случае пробьет, если ты судим. Ты говоришь, что судим. Сразу разговор другой получается. И в итоге как обычно: мы вам позвоним, всего доброго. Все. Я был, наверное, в 8 таких организациях, и ни одна не перезвонила.

LB: Это вы по специальности пытались устроиться?

Артур: Да. Я и в машинах много понимаю, в кузовном ремонте, в сварке. Я много чего умею делать. Но судимость не дает им взять меня на работу.

LB: Что вообще поменялось за время, пока вы там находились?

Артур: Город, люди поменялись. Естественно, все друзья и товарищи пропали полностью. Нету никого у меня, кроме семьи и моих родных. Я никуда не хожу, нигде не гуляю. Сижу, работаю дома. Если есть какие-то колымы, иду, подколымливаю, что-то зарабатываю, за счет этого пока живу. Рано или поздно мне придется либо устроиться, либо еще что-то делать. Потому что от меня не отстанут. Так и дальше будут приезжать и дурить голову.

LB: Как думаете, нужны ли такие наказания за преступления, связанные с психоактивными веществами?

Артур: Нет. Надо было не сажать на 10-15 лет, а открывать больницы и лечить всех вместе. А не ломать людям жизни на ровном месте.

LB: Какой, на ваш взгляд, в идеале должна быть наркополитика в Беларуси в будущем?

Артур: Молодых пацанов, кто в первый раз особенно попался на этом, надо лечить. А так кто второй, третий раз и так далее, тех уже можно посадить, наверно. Но кто первый раз попался, а таких были тысячи, нужно было лечить, просто открывать не зоны, а дополнительные больницы и лечить этих людей.

LB: Всех, даже кто траву курит?

Артур: Я не знаю. На этот счет можно очень долго разговаривать и подбирать для каждого индивидуальный вид лечения. Но в то время всех просто брали и садили как крупных наркоторговцев. А по факту это были обычные пацаны, которые решили покурить.

LB: На ваш взгляд, может человек употреблять какие-то психоактивные вещества и при этом быть нормальным членом общества?

Артур: Конечно. Ну все, кроме тяжелых. Легкие, да, вполне можно, если ты можешь себя вести нормально, можешь контролировать — в таком случае да. Таким людям и лечение, думаю, не нужно.

LB: Какая поддержка сейчас вам бы помогла?

Артур: По достоинству оценить мой труд. Просто платить мне зарплату, которую я смогу заработать. Сейчас я, честно, не понимаю, что мне делать. С одной стороны менты душат, с другой стороны хочется и детям подарки на день рождения. Ты ходишь, колымишь, ищешь какие-то заработки. Официальная работа 600 рублей, хочешь — иди работай. На другую меня просто не берут. Непонятно, как дальше сейчас жить. Психологически — вот с вами больные места сегодня обсудили. Сказал то, что не говорил очень долго. Как камень с души летел, как высказался. Ни с кем об этом особо не разговаривал.

Если вы хотите как-либо помочь герою, свяжитесь с нами через Телеграм: https://t.me/lb_feedback_bot